Как Александра есть женская параллель Александру, так мужскому имени Алексей соответствует в метафизике женских имен Анна.
         Но именно вследствие такой парности этих имен, проявление их в средах мужской и женской - весьма различных, оказывается само весьма различным, отчасти даже до противоположности. Относительно Александры это уже было рассказано. Нечто подобное теперь может быть вскрыто в имени Анны, хотя и не в той мере противоположности. Как чрезвычайно гармоничное в мужской стихии, имя Александр применительно к стихии женской должно быть особенно дисгармонично. Напротив, имя Алексей мало способствует проявлению мужественности, по крайней мере в мире, среди мирских условий и задач жизни, и наиболее совершенно выражается при отрешении от мира, то есть когда происходит подъем над психологией пола и, следовательно, естественное приближение к области, свойственной также и женственности. Поэтому естественно также ждать, что соответствующее ему женское имя Анна более приспособлено к жизни, как более соответствующее стихии своего пола. Но надлежит также предвидеть, что и в этом имени есть основное несоответствие подсознательной основы личности и слоя сознания, присущее мужскому двойнику этого имени. Но это несоответствие, как более свойственное женской природе, уже не тормозит или не в такой мере тормозит жизненность носительницы рассматриваемого имени.
         В Анне главное - это ее подсознательная почва, лежащая чаще всего не на скале, а на таких подпочвенных слоях, которыми носительница этого имени уходит в недра бытия. И недра эти, по высшему заданию имени, суть недра благодати, как гласит и этимологическое значение имени. Когда же высший план не достигается личностью, она получает приток благодатных сил через стихийную основу природы, - следовательно, может всасывать вместе и эти стихийно-метафизические энергии, а может быть, и смешивать их, проводники благодати, с самой благодатью. На низших планах, наконец, усваиваются главным образом эти стихийно-мистические начала, душа мира, но всегда в окраске благодатности, то есть под такой формой восприятия. Анне стихийное никогда не является как только стихийное, ибо оно всегда мистично. Бытийные энергии не появляются в сознании Анны оторванно от своих глубочайших основ, поверхностно и самодовлеюще, - никогда поэтому не расцениваются согласно позитивному. Как указано, причина этого в неотделенности нижних слоев подсознательного от мировой среды: Анна имеет непосредственное сообщение с подпочвенными водами, и всякое колебание их уровня и изменение их состава сказываются в ней, в ее самоощущении. В этом смысле можно даже сказать, что Анна со стороны подсознательного не имеет определенной формы и сливается с мировой душой.
         Вот почему Анне предопределен уклон: либо в сторону духовного отрезания от себя, то есть от сознательной личности, всего подсознательного, в том числе и своего собственного, как не своего, либо - привязывание к себе как своего личного достояния всей жизни мировой души. Но легко видеть, что и то, и другое равно ведут к отрешению от всего, что присуще подсознательному, либо оно имеет своеобразную окраску чувственности, лишь поскольку оно ограничено пределами личности, привязано к ней, противополагается прочему бытию и, следовательно, понимается как своекорыстное, разделяющее и непроницаемое. В подсознательном Анны существенно нет субъективности. Анна не хочет для себя и своего. Она не страстна, скорее напротив, отпадает от мира, то есть душой не принадлежит к нему, не имея в своем сознании зацепок о мир. То стихийное, что ощущает она, по ее оценке ощущается в ней как объективное, даже внешнее, данное ей, если только она не перенесла своего "я" в мировую душу; но тогда тем более все ее подсознательное, как космического масштаба, не оценивается ею под углом мелкого и своекорыстного индивидуального влечения. Тогда внутренние ее движения приобретают мировой размах и вселенскую значимость: на свои же, то есть индивидуальные свои нужды и желания, она смотрит из такой дали, что они не могут не казаться мелкими и ничтожными.
         Так или иначе, а "я", малое "я" Анны, то есть сознательный слой личности, оказывается обособленным подсознательным, и потому личность ее, более богатая, нежели многие другие, оценивается ею самой, а нередко и многими другими, как бедная, даже тогда, когда это богатство личности правдой или неправдой пробивается в творчестве уже явном и бесспорном, и даже когда Анна сама оценивает его высоко, в случае же смешения благодатного со стихийным - и чрезвычайно высоко. Все-таки себе самой, сознательному "я" она придает малую цену, потому что переносит это свое творчество в объективное бытие и рассматривает его - как дар, как откровение, как самопроявление того объективного бытия, - не как свою самодеятельность. И, следовательно, это творчество, даже оно, не обогащает в ее глазах ее самое.
         Нельзя сказать, чтобы разум был в Анне не острым; даже напротив, он обладает этой остротой. Но каков бы он ни был сам по себе, его значительно превосходят по развитию более глубокие силы, коренящиеся в подсознательном. Разум не можег поспеть за ними, а может быть, и не хочет утомлять себя постоянной необходимостью какой-то спешки; и потому он относится к интуитивной глубине личности пассивно, предоставляя ей увлекать себя за нею. Поэтому он- вообще не получает систематического роста и не усваивает привычки к сознательной и самодеятельной работе. Такой ум, может быть, склонен опускаться и распускаться; это - ignava ratio*(* Низший ум (лат.).) : ему естественно сделаться наивным, по крайней мере до той поры, пока не будет ему внешней встряски, которая своим толчком не заставит Анну взяться за ум и преодолеть свою бездеятельность. Поэтому и творчество Анны не интеллектуального характера; там же, где требуется... вмешательство интеллекта, это творчество имеет слабые места. Интеллектуальную работу Анна недолюбливает, охотно ее избегает и, хотя ссылается на свое неумение, но на самом деле ей не очень доверяет: вмешательство интеллекта, как ей все кажется, исказит "чистый опыт" ее интуиции, и потому план, стиль, даже знакоположение представляются ей чем-то вторичным, придуманным, неискренним.
         Имея знание не от разума и сытая своим знанием, она пренебрегает интеллектом, своим интеллектом. С другой стороны, глубины природы слишком непосредственно открыты ей, чтобы иметь потребность и острую нужду в искусстве... То, что дает искусство, в каком-то смысле гораздо глубже и полнее известно Анне, чем это можно получить посредством искусства; а кроме того, пользование искусством требует развития сознательной самодеятельности, самовоспитания, которого сторонится Анна не только по нежеланию быть деятельной, но и потому, что самовоспитание представляется ей искусственным. Художество чуждо ей. В особенности же чужда та отрасль его, которая предполагает наибольшую предварительную самодеятельность, а имеет в виду наиболее безобразное и мистическое прикосновение к бытию: музыка. Именно того, что могла бы дать музыка, у Анны уже сколько угодно, притом без труда.
        Следовательно, нравственная область - вот что занимает преимущественно сознание Анны, то есть именно то, чего нет в ее восприятиях из глубины.